Очнулся утром весь в слезах. Лицо помыл. Таблетку съел.

Преобразился. Вышел вон. Таксомотором пренебрег.

Не потому, что денег мало. Вообще не почему.

Полез в метро. Там очень мрамор грандиозный. Интерьер

такой серьезный. К месту службы, в учрежденье, прискакал.

Полдня работал. Притворялся молодым. Потом вспылил.

Назвал директоршу селедкой. Был уволен навсегда.

В дверях споткнулся, рухнул наземь. Выжил, выздоровел. Встал,

таблетку съел. Побрел в контору по соседству, в двух шагах.

В отделе кадров поскандалил. На работу поступил.

Полдня старался, притворялся Бог весть чем. Потом ушел.

Минут за двадцать до закрытья посетил универсам,

купил в рассрочку холодильник небывалой белизны.

Домой приехал. Съел таблетку. Прослезился. Съел еще.

Не помогло. Махнул рукой. Разделся, лег. Зевнул. Заснул.

И все — один. Один как перст, как сукин сын, как Шерлок                                               

Холмс!

    Известный сыщик, между прочим. Надо ж понимать.

 Но мы не хочем.

                  Но мы не хочем.

Нас тут полно таких серьезных, целлюлозных, нефтяных,

религиозных, бесполезных, проникающих во все,

желеобразных, шаровидных, цвета кофе с молоком,

таксомоторных, ярко-черных. походящих на бамбук,

пятиконечных, крупноблочных, вьючных, изредка ручных,

широкошумных, островерхих, с легкой как бы хрипотцой,

немолодых, претенциозных, праздных, сделанных на глаз,

ортодоксальных, щепетильных, радикальных как никто,

вооруженных, несомненных, конных, даже заводных,

демисезонных, осиянных, странных, чтобы не сказать -

катастрофических, бравурных, стопроцентных, от сохи,

морозостойких, быстроглазых, растворимых в кислоте,

громокипящих, иллюзорных, небывалой белизны,

кровопускательных, дробильных, бдительных до столбняка,

краеугольных, злополучных, всякий час хотящих есть,

    новозаветных, ситных, мятных, медных, золотых,

             невероятных...

                  невероятных...

                           невероятных...

Михаил Щербаков